Вий — сатирическое переложение известной повести
Забавные переложения в стихах гоголевского произведения «Вий». Для чтения и развлечения, создания сценок м включения в веселый сценарий.
Ночь и мрак,пустынно поле… (Вий)
Ночь и мрак,пустынно поле,
Лунный сыр средь звёзд висит,
О своей тяжёлой доле
Чей-то призрак голосит…
В отдаленьи звон унылый
С колокольни долетел,
Над беззвестною могилой,
Кто-то скрюченный присел…
Где-то лаялись собаки,
Жизнь в болотах занялась,
Подралися вурдалаки,
(Молодёж перепилась!)
Пеленой туман полночный,
Затянул там всё кругом,
Выстрел бухнул одиночный,
Впрочем,чу! я о другом…
В эту пору шли тропинкой,
Три гуляки-бурсака,
Рассуждали о дивчинках
И искали кабака.
Но о бабах разговоры,
До добра не доведут,
Вдруг упёрлись в косогоры,
Нет пути ни там ни тут!
«Вот не видно ни полушки!»
Выдал ритор Горобец,
— «Да,у чёрта на макушке
Ночевать видать, амбец!»
Молвил то бурсак Халява,
Малый — полный колорит,
Тут Хома-философ,справа
Почесавшись, говорит.
«Нет,не можно паны-братья,
Ночевать у чёрти где,
Без всамделишной кровати,
Быть спине моей в беде!»
С пол-часа они ругались,
Помянули сто чертей,
Вдруг,собаки разбрехались,
Видно, близко стан людей.
Вмиг залезли на вершину,
Точно! хутор средь полей,
И у каждого детины,
В сердце ёкнуло «налей!»
Взапуски летят к воротам,
Барабанят: — «Отвори!»
Дряхлый кашель: — «Вот заботы
Принесло…вас много?» — «Три!»
Припирались четверть часа,
Показали паспорта,
И пошли хлебнувши кваса,
В отведённые места.
Хома Брут,то бишь философ,
Оказался прытче всех,
Целой кучею вопросов
Сыпал бабку, экий грех!
Так достал своим «зачемом»
Бабку,»что да почему»,
Что она прикрыв харчевню,
Ночью сунулась к нему.
«А чево тебе бабуся?»
Растерялся юный пан,
— «Можешь хочешь ты, ягуся,
Чтоб обнял твой хрупкий стан?
Только ты ошиблась малость,
Я,не есть герантофил,
Ты слетай-ка в Киев, радость,
Тама много всяких сил!»
Только бабка руки тянет,
Молча страшные к нему,
Ухмыльнёться,сладко глянет,
Жутко сделалось ему!..
Ноги вдруг окостенели,
Руки стали не свои,
А при мысли о постели,
Проступили лишаи…
Но насилья не свершилось
Полового с бурсаком,
Бабка ловко взгромоздилась,
На хребет его,мешком.
И пошёл скакать как лошадь,
Пан Хома, сиречь бурсак,
Распугав мурчащих кошек,
Вот студент попал в просак!
Лишь у леса, где кряжисто
Застонали дерева,
Понял, ведьма это чисто,
Сон, сидит его прервав!
Глянул под ноги, — мамуля!
Он на жуткой высоте…
«Гробануся коль оттуля,
Не рости уж бороде!»
Всё в башке перемешалось,
У Хомы, — он неучь был,
Что-то вроде вспоминалось,
«Иж еси…» ой нет,забыл!
Так летав, нежданно вспомнил,
Он заклятья против зла,
Их читают ночью тёмной,
Чтобы навь не унесла…
Забуробил наш философ,
Всё что вспомнил от души!
И без лишних тут вопросо
Ведьма пала в камыши…
Предъявив старухе сразу,
Всё что в сердце накипев,
Он дубасить ту заразу,
Стал дубиной под припев.
— «Я те выдам извращенка,
За такой твой мазохизьм,
Я те дам такие пенки,
Отольётся весь каприз!»
Молотил поленом бабку,
По печёнкам и под дых,
Измочалил словно тряпку,
Вдруг, хрипящий голос стих…
Молодуха застонала,
Вместо прежней той карги,
Дрожь по Бруту побежала,
И давай бог сапоги!
Прибежал бедняга в бурсу,
(Отпуск псу пошёл под хвост)
Книги пройденного курса,
Стал читать, державши пост.
День-другой проходит тихо,
Третий-пятый ничего,
Вдруг, в округе слышит — лихо,
Де-на днях произошло.
Дочь зажиточного пана,
(То был знатный олигарх)
Найдена на автобане,
Вся побитая, как прах!
И читать подряд три ночи,
Отходную по душе,
Повелела, между прочим,
Пан Хома сейчас тебе!
Тут философ почесался,
Повернулся сам-кругом,
И стрелою вдруг сорвался,
К настоятелю бегом!
— «Я, де, отче-настоятель,
Не поеду, хоть зарежь,
Этот ваш предриниматель
Не знавал меня допрежь!»
Только отче-настоятель,
Несмотря на кроткий нрав,
Возопил: — «А ну, приятель,
Не качай мне тут прав!
Ишь ты, взяли гниды моду,
Чуть чего — качать права,
Не поедешь, те уроду,
В Магадане сечь дрова!»
Пан Хома поскребши пузо,
Оглядел свой хлипкий стан,
Хоть и нет теперь Союза, —
Но всегда есть Магадан!
— «Делать нечего, поеду» —
Согласился наш герой, —
«Только мне бы пообедать,
Тяпнуть блинчиков с икрой!»
— «Тама тяпнешь, собирайся,
Вон гайдуки ждут тебя,
Да гляди, читай, старайся,
Говорю тебе любя!»
Пан философ сел в повозку,
Соразмерный экипаж,
Но Хому, признаться в доску,
От чего-то бил мандраж…
Не хотел на хутор ехать,
К олигарху никуда,
И не ждал себе успеха,
Чуял: крылась там беда!..
Кони ехали лениво,
Гайдуки клевали в ус,
Тягу дать хотел игриво,
Но поймали «не балуйсь!»
Уже к ноченьке глубокой,
Кто-то заорал «шинок!»
Месяц глянул светлоокий,
Стал на тормоза возок.
Всем гуртом в шинок ввалились,
— «Эй хозяин, подавай!»
За столом тут угнездились, —
Ешь да пей, да наливай!
Чара к чаре,льётся водка,
Пляшет в глотке колбаса,
Кувыркается селёдка,
Пировали три часа!..
Захмелевшие гайдуки,
Матерясь на этажи,
— «Что за хитрые науки,
Учишь в бурсе, расскажи!»
Как и всяческий философ,
Пан Хома заплёл слова
На престраннейших вопросах,
Показал: он — голова!
— «вы поймите паны-други,
Загнивание кругом,
Было раней всё упруго,
А теперь один разлом!
Я к чему веду-то,братцы,
Демократия нужна!
Бросьте по-пусту трепаться,
Воля личности важна!
Не везите меня к пану,
Чую, там не мармелад,
Мне сейчас принять бы ванну,
Впрочем, бане тоже рад!»
Дальше гнул про нестабильность,
Дескать, в мире кавардак,
Чтоб глаза у всех открылись,
Разъяснял им что да как.
Зарыдали тут казаки,
Всех до пяток проняло,
Не случилось даже драки,
Отпустить хотели, но:
Сам Хома не то что смыться,
Приподняться не сумел, —
Это ж надо так напиться,
За собой не доглядел!
Рассвело… все отдохнули,
Протрезвели похмелясь,
Дурь водой с себя стряхнули,
И в дорогу помолясь.
Вот к обеденному звону,
Лай собачий полился,
По широкому прогону,
Фурой въехали тряся.
Хутор пана-олигарха,
Представлял собой колхоз.
«Не читали тут Плутарха»
Понял Брут вляпшись в навоз.
На него как на тапира
Собрался глядеть народ,
И в волнах людского мира,
Кто-то сунул бутерброд.
Сотник пан кручиной тяжкой,
Убаюканный сидел,
И над дочкой над бедняжкой,
Что-то траурное пел.
Доложили что философ
Прибыл, — дело на мази,
Сколько ж за работу спросит,
Видно господи спаси!
— «Ты откуда будешь родом?» —
Олигарх Хому спросил, —
«Есть ли акции заводов,
Не работаешь ль сверх сил?»
Растерялся тут философ:
— «Я бездомный, акций нет,
Был я правда на допросах,
Но, мой мал авторитет!»
— «Где ж ты с дочкою сдружился?»
— «С дочкой, с чьею?» — «да с моей!»
— -«Даже в танце не кружился,
С сортом ваших я людей!»
Долго пан его мурыжил,
Выясняя что да как,
Но чем дело было ближе,
Было ясно: дело мрак!
Ничего пан не добился
От Хомы, — один лишь всхлип,
Сам ж философ убедился:
«Бурса,ты конкретно влип!»
Сговорясь о гонораре,
Сотник тихо вышел прочь,
Пан Хома в златом угаре,
На его тут глянул дочь…
Громкий вскрик упавши духом,
Наш философ испустил —
Эту паночку старухой
На себе Хома возил!…
Впрочем, наш бурсак степенный,
Был не робким казаком,
Поскребя себе колено,
Погулять решил пешком.
Заглянул во многи хаты,
Где? Чего? По чём? И как?
Из одной его лопатой,
Даже выгнали, вот так.
Глядь, зовут его: — «Философ,
Время мёртвую нести.
Ты иди, и без вопросов, —
Посиделки тут с шести!»
Делать нечего, философ,
Поплелся на панский двор,
От бессилья шмыгал носом
И хотел через забор.
Гроб с покойной панской дочкой
Пан Хома тащивши в храм,
Думал с ужасом, что ночкой,
Будет крест его мозгам!
Отнесли, зажгли лампадку,
И на хутор воротясь,
Стали Бруту по-порядку,
Лить про паночкину страсть.
Там объездила кого-то,
Где-то в спальню пробралась,
Зашугала всех до пота,
Чья-то жизнь оборвалась…
Баек дружку-друг страшнее,
Казаки наклали пуд,
По количеству чертей вних
Отдыхал и Голливуд!
— «Ну, пора идти, философ!» —
Молвил старый есаул. —
«Да гляди, без купоросов,
Чтоб читал как ветер дул!»
Так идут на гильётину,
Как Хома на читку шёл.
«Не везёт тебе, детина!» —
Думал он, — «С собой бы кол!»
Ночь спустилась,тьма густая,
Всё окутала кругом,
Чья-то призрачная стая
Притаилась за кустом.
Пан Хома один остался
(Если ведьмы не считать),
Покосился, почесался,
Начал медленно читать…
Образа со стен глядели,
Воск со свечек капал вниз,
Два кота в углу сидели,
Голубь бился о карниз.
Всё гнетуще тихим было,
Пан Хома читал не в масть,
Сердце в ужасе застыло,
«Только б в обморок не пасть!
Что бояться, право дело?
Ну лежить, едрёна мать!» —
Но глядел на ведьмы тело, —
«Вдруг ей вздумается встать?»
Тут… она приподнялася…
— «Ну здорово, милый друг!»
Пан Хома листом трясяся,
Очертил огромный круг.
И пошла тут перепалка,
Ну,предьявы, то да сё,
— «Этой самой грязной палкой,
Ты убил меня, осёл!»
— «А сама!» — взвился парниша: —
«Бабкой лезла на меня,
У меня от страха крыша
После ехала три дня!
Ну пришла бы ты, в натуре,
Вся как есть ко мне, лицом,
Я хоть при номенклатуре,
Не сказался бы скопцом!»
— «Где ты, сволочь? Покажися!» —
Завопила дама вдруг, —
«Я устрою тебе жисти,
Только б лопнул энтот круг!»
— «Щас, держи карман пошире!» —
В тон философ заорал, —
«Чтоб тебя в подлунном мире,
Сатана б скорей забрал!»
Разъярилась тут девица,
С места гидрой сорвалась,
И давай везде носиться,
Страсть такая началась!
Так по церкви колесила,
Что захватывало дух!
Но спугнув нечисту силу,
Громко заорал петух.
Погрозила Хоме пальцем,
В домовину улеглась,
— «Не спущу тебе нахальства,
Будешь рылом чавкать грязь!»
Всё утихло, всё пропало,
Солнце скоро поднялось,
Натерпелся Брут не мало,
Сердце чуть не отнялось.
Поп с дьячком пришли сменили,
— «Ой лиха твоя задачка!»
А Хома, покрытый пылью,
Выполз еле на карачках.
Хуторяне дали водки,
Расспросили что да как,
Брут сказал, грызя селёдку,
— «Дама — чистый вурдалак!»
Назюзюкавшись, философ,
Начал требовать квартет.
— «Чтоб играли без заносов,
Панский чтя авторитет!»
Заиграли музыканты,
Пан Хома пошёл скакать,
Хуторские влезли франты,
Кто-то громко стал икать.
Пан хома набравшись духу,
Дул горилку целый день,
Поминал не тем старуху,
Подперев собой плетень.
Вот Мерцана опустилась,
В чаще филин загудел,
Наш Хома перекрестился,
И во храме скоро пел…
Долго пел… поднявши очи,
Сильно вздрогнул: она тут!
У черты стоит и очень,
Перепрыгнуть хочет круг.
Затрясся философ бедный,
Спас защитный зачитал,
Ну а призрак ведьмы бледный,
На гробу вокруг витал.
Поднялся промозглый ветер,
В рамах стёкла все побил,
А Хома сменившись в цвете,
Из баклаги водку пил.
Но предвестники зарницы,
Прекратили весь тайфун,
Дружный ор домашней птицы,
Ведьме страшен как Перун.
Поп с дьячком придя за Брутом,
Чуть жива нашли его,
Ощущенье было будто,
Черти драли самого!
Отдышавшись на просторе,
Пан Хома решил себе,
Безо всяких тут риторик,
Воспротивиться судьбе.
Сей же час пошедши к пану,
Напрямик (не дипломат)
Он про ведьмины туманы,
Всё поведал, и не рад….
Олигарх, так словно это,
Всё нормально, всё ништяк,
Приказал: — «Читай, а смету,
В двое заплачу, бурсак!»
А Хома задёргав веком,
Нервный тик его прошиб,
О правах-де человека,
Речь завёл, ан полный пшик!
Сотник-пан ругнувшись в норме,
На запрос не тратя сил,
Пан-Хоме в конкретной форме,
Геноцидом пригрозил!
Делать нечего, философ,
Свесив голову пошёл,
Смял мундштук для папиросов,
И решение нашёл.
«Я в гробу видал такие
Перспективы на три дня,
Лыжи навострю лихие,
Только видели меня!»
Так решив, свернул за угол,
Дескать срочно по-нужде,
Сиганул в яры и лугом,
Почесал вдоль по меже.
Пробежал с версту иль больше,
Тормознул перекурить,
И услышал: — «Брат, ты Польшу
Что ль собрался навестить?»
Оглянулся — два гайдука
Руки в боку тут стоят,
«Убежишь теперь, вот сука!» —
Да, философ был не рад…
Третья ночка наступает,
Наш герой уже в кругу,
Ждёт когда всё залетает,
Только ведьма ни гу гу.
Только полночь наступила,
Ведьма встала, отряхлась,
Бруту пальцем погрозила,
Перепалка началась.
От взаимного «влюбленья»
Полился отборный мат,
Лили оба в исступленьи
Друг на друга компромат.
— «Безобразие какое,
Это ж надо, что за лад,
Вместо чтоб лежать в покое,
Я тебя ловлю тут, гад!»
— «Да лежи ты, чтоб те лопнуть!
Чтоб те пропадом пропасть!
Коль случилось так усопнуть,
Что ж ты шляешся, напасть!»
Час без отдыха орали,
Разгребли весь алфавит,
Всех богов в копну собрали,
Вдруг она как засвистит!
— «Эй вы, други, все из мрака,
Всем лететь ко мне суда!
От чертей до вурдалака,
Не филонить господа!»
Поднялся сквозняк отменный,
Шум от крыльев, топот ног,
Ком ввалился оглашенный,
Не понять, где хвост — где рог!
Сверху в окна поналезло,
Всякой твари полон пол,
Кто прыщавый, кто облезлый,
Чуть не своротили стол.
— «Все собралися ландрыги?» —
Возопила вдруг мадам,
— «Вроде все!» — «искать ярыгу!
Кто найдёт, на час отдам!»
Всё сообщество лихое,
Кто куда, по всем углам,
Ищут-ищут, что такое?
Не подался ж он в Агдам!
— «Нет нигде его, хозяйка,
Провалился словно чёрт,!»
— «По вам плачется нагайка,
Можно ль вас просить о чём?»
— «Так, любезные витии,
Нету больше сил моих,
Всё, ступайте все за Вием!»
На секунду гомон стих.
Часть оравы вон пустилась,
Давка в двери, шум да гай,
Часть под куполом носилась,
Где-то даже брызнул лай.
Всё кругом перевернули,
Тучей пыль приподнялась,
Но за круг не заглянули,
Чтец сидел не шевелясь.
Вдруг, тяжёлый топот слышен,
Словно памятник идёт,
Под полом затихли мыши,
Вия сонмище ведёт.
Голиаф вошёл косматый,
Ростом сажени за три,
Глас как грома шёл раскаты:
— «Все заткнулись на счёт три!
Разорались сучье племя!
Я ж не вижу ни рожна,
Веки мне поднять на темя,
Тута видимость важна!»
Все помчались к великану,
Стали веки поднимать,
Из почтеня к его сану,
Предлагали почесать.
Вий обведши церковь взором,
Стал выкрикивать Хому,
Трясся тот багдадским вором,
«Не гляди!» — вилось в мозгу.
Но философ не сдержался —
Любопытный был бурсак —
Взгляд на Вие задержался,
И копец, пропал казак!
— «Вот он — он, козёл рогатый,
Ишь ты лыбится, герой,
Куч-малой его, ребята!» —
Черти кинулись горой
Вопль и мерзкое «ха-ха!» —
Ведьма радостно взвилась,
Третий крик тут петуха,
Прокатился, понеслась!
Кто куда, по щелям, в окна,
В подпол бились упыри,
Опоздав, завязли плотно
Между рам и на двери…
Ведьма, дикою старухой,
В домовине улеглась,
Но «жилище» вдруг разрухой,
Раздалось перекосясь.
Тут и поп с дьячком до кучи
Пришли Брута поменять,
Но узрев сей скверный случай,
Ахнув, кинулися вспять.
Старый храм зарос бурьяном,
Вместе с тем кто там завяз,
Дикой сливою, тимьяном,
Пышным хмелем, рос и вяз.
О судьбе Хомы конкретно
Неизвестно ничего,
Может помер незаметно,
Мож по жизни помчало.
Тем и кончилася байка,
Или скажем, ля финит,
Я, пустая балалайка,
Та что без толку звенит!
Мирослав Авсень
Шли друзья-семинаристы…(Ведьма)
Шли друзья-семинаристы
В свой приход в ночную жуть,
Только видно бес попутал,
Через топи срезать путь.
Долго в темноте плутали,
На избушку набрели,
У старухи, с виду странной,
на ночь кров себе нашли.
Спать их к свиньям уложила,
Что-то пить и есть дала,
Те усталые уснули,
В ночь старуха к ним пришла.
На Хому видать запала —
На него и взобралась,
Ноги под бока поджала,
Поскакала, понеслась!
Тот бежит и ног не чует,
Над Землёю вознеслись,
Вот уже летят по небу,
До Хомы дошло — молись!
Уж крестился он, молился —
Вот и грешная Земля,
Ведьму враз он с шеи скинул,
Бить давай, а здесь — заря.
В небе алым полыхнуло,
Смотрит наш Хома, а тут,
Не старуху бьёт он в рыло,
А красотку руки бьют.
Та взмолилась: «Умираю!
Прекрати, остановись!»
В ужасе Хома с друзьями
С поля боя убрались.
В семинарию телега
Лично за Хомой пришла:
Отпевать его позвали —
Панночка, мол умерла.
Молодая, де красотка,
Погулять одна пошла,
Возвратилась вся избитой,
И к обеду померла.
Умирая, попросила,
Был отцу последний сказ:
«Пусть Хома обряд проводит —
То прощальный мой наказ.»
Для любимицы-дочурки
Золота не жаль и слов,
И Хому везут под стражей,
Хоть готов, хоть не готов.
Там отец, убитый горем,
Уболтать сумел Хому:
— ты читай по ней три ночи,
Денег много — одарю.
Тот сбежать хотел — не вышло.
К ночи в церковь привели,
Внутрь впихнув, перекрестились,
Помолчали и ушли.
Оглянулся парень бедный —
В центре церкви гроб стоит,
В нём девица та, что бил он,
Вечным сном как будто спит.
Круг вокруг себя он чертит,
В центре встал и ждёт зарю,
«Не боюсь, — себе бормочет. —
Отчитаю, отмолю.»
Начал чтение —
Сам смотрит,
Глаз не в силах отвести —
Там ресницы шевельнулись,
Здрасте — тёти-упыри!
Страх пронзил до самых пяток,
В горле ком всё стопорит,
Но Хома читает дальше,
А ОНА — уже сидит.
Не успел моргнуть, та встала,
Гроб отправился в полёт,
До Хомы добраться хочет, —
Круг из мела не даёт.
Бьётся нечисть, но не видит,
Спрятал круг Хому от глаз.
До утра читал и трясся,
Но петух беднягу спас.
Крик услышав петушиный,
Ведьма в спячку, гроб назад…
За Хомой пришли — и видят,
Тот седой, как снегопад.
День поили самогоном,
Набирался парень сил,
И опять читать для ведьмы,
В церковь в ночь отправлен был.
Повторил все процедуры:
круг очерчен, он стоит,
Ведьма вновь вокруг летает,
Чудеса свои творит.
Позвала всех вурдалаков,
На Хому наводит жуть,
Тот боится, но читает…
Утро — можно отдохнуть.
Ночь еще одна осталась,
Целый день Хома гудит:
Так напился, так нажрался,
Ели ноги волочит!
В круг заполз,
Читает псалтырь,
Ведьма-сука вновь шалит:
Всё вокруг него летает,
Но не видит — это злит!
— ПРИВЕДИТЕ ВИЯ быстро, —
Обозлившись, говорит,
Поднимите ему веки! —
Всем чертям своим велит.
А Хома себе талдычит:
«Главное — смотреть нельзя.»
Но не выдержал и глянул.
Это он, конечно, зря…
Вий нахмуренный и злобный,
Прямо на него глядит,
Лапу страшную направил:
«ВОТ ОН!!!» — Ведьме говорит.
Враз вся нечисть налетела
На несчастного Хому —
Уж петух прокукарекал,
Только ВСЁ — конец ему.
Ведьма местью торжествуя,
Так триумфом упилась,
Что до гроба лечь и сдохнуть,
С петухом не добралась.
Люд с утра пришел в церквушку:
На полу Хома лежит,
Всё вокруг в чертях и бесах,
Кто куда бежал — висит…
В середине — гроб на досках
Развалившихся стоит,
И старуха вместо дочки,
Посреди хламья лежит!
Забей
